«Прямая линия с В.В.Путиным» в какой-то степени вещь страшная, заползающая под рукава экзистенциальным холодком. Если «ходоки» идут до президента с вопросами, прямо скажем, мелкоскопическими о перевалке угля и закрытии свалки, то создается жутковатое ощущение, что в государстве ничего не работает. И по-прежнему, до Бога – высоко, а до царя – далеко.
И только тем, кто «сподобился» пройти это далеко, удается по манию державной руки устроить оживление среди губернаторов и прочих непосредственно ответственных за скрипящую на зубах угольную пыль.От всего этого творящегося в прямом эфире «волшебства» делается тоска. И даже – цинга. После выключения микрофона вновь подернется тиной и ряской омут народного бытия, чтобы через год вновь взбаламутиться редкими пузырями жизни. Нереализованный запрос на справедливость, на поступательное и непрерывное разршение насущных бед не в прямом президентском эфире, а в кабинете «шаговой доступности», - нешуточная игра с огнем. Каждая «Прямая линия» - красочный мазок к портрету страны, где правит магия, а не труд и ответственность.
В те же моменты, когда страной не правит магия, ей правят, зачастую, трусость и формализм. И неважно, какая из трех властей, вершит свои полномочия. Даже если это та власть, которой предписано действовать на началах справедливости и к носителям которой предъявляются «повышенные нравственно-этические требования». И вот человек с повышенными нравственно-этическими требованиями, прямо заявляет: «Я вам сейчас вынесу решение, а его отменят». Этим человеком движет страх, страх по-человечески понятный, малодушный, расчетливый.
В этом страхе – побег от ответственности и полукомичное-полутрагическое несоответствие всему этому возвышенному, почти ритуальному антуражу с шелестом черных мантий и стуком деревянных молотков.В итоге¸ поход за справедливостью превращается в гонку за неотменяемыми решениями, ценность которых состоит исключительно в «палочке» в отчетности, а проблема не разрешается по существу.
В целях исполнения «линии партии» по наполнению бюджета, суд вынесет решение о взыскании налоговой недоимки, не особо вникая в подробности, следуя формальным принципам. Если вникать и действительно разбираться, потребуется много времени, и тогда будут нарушены судебные сроки. За это могут депремировать. А если разрешать дела по справедливости и экономической логике, то решение может не устоять вышестоящих инстанциях. И тогда судьям будет сложно рапортовать об «устойчивости решений судов». За это тоже могут депремировать. Сторонам процесса же остается только с горечью констатировать, что если «упустил» на первой инстанции, то вероятность «нагнать» в инстанциях высших – не превышает десяти процентов.
Конечно, формальное отправление правосудия, кроме трусости и хождения по накатанному, можно объяснить загрузкой судей. Но, в таком случае, зачем такое правосудие нужно, если количество рассматриваемых дел в день превышает возможности человеческого организма?
В гонке за соблюдением пресловутых сроков творятся и вовсе дивные дела. За одно заседание выносятся решения по сложным делам, а судья в этом же самом заседании спрашивает: «Как называется вот этот ваш документ?» Из этого следует, что он его впервые в эту самую минуту видит, а документе полсотни листов. И весь маскарад с мантиями и флагами над председательским креслом превращается в фарс.
Может быть, тогда, чтобы не погружаться в этот бессмысленный и безвыходный позор, и оставить магию, если по-другому не получается?
Выделить специальный президентский канал, где в прямом эфире будут твориться непрерывные и нескончаемые чудеса. В этом случае, вероятность выудить справедливость за хвост будет даже выше, чем отменить неправосудное решение в вышестоящей судебной инстанции. И даже бюджетная экономия получится, и займется заря всеобщего счастья.
Но не все бы мне «хаханьки», жить-то нужно каждый день и не в ожидании чуда, а в ритме нормальной работы государственных институтов. И нужно что-то менять.